— Потому, мадам, что Институт технологических искусств колонии Массачусетского залива щедро поддерживали некие значительные особы, и мне подумалось, что им захочется увидеть зримое свидетельство моих трудов. Нет, этого я не предвидел. — Даниель протянул руку к машине, затем, чуть опустив веки, кивнул в сторону Каролины.
— Так в Бостоне есть ещё карты?
— Я оставил в Массачусетсе почти все; сейчас их, с Божьей помощью, уже грузят на известную вам «Минерву». Она вышла из Лондона в конце апреля и должна была на прошлой неделе достичь Бостона.
— Когда «Минерва», с Божьей помощью, вернётся в Лондон, вам потребуется ещё золото для карт, — заметил Иоганн.
— По счастливой случайности, — усмехнулся Даниель, — тогда же и тоже морем нам доставят ещё золото. Говоря о необходимости капитала, я не имею в виду золото для набивки карт.
— Вам, как человеку, продвигающему новую технологию, простительно и даже положено питать оптимизм, который в других областях, скажем, в финансовой, считался бы признаком неопытности, — сказала Элиза. — Меня просят выступить финансистом, и я не могу позволить себе такую роскошь. На мой взгляд, не следует полагаться на то, что два корабля, с картами и с золотом, прибудут в Лондон благополучно и в одно время.
— Я понял, — сказал Даниель. — Позвольте внести ясность: золото и карты едут на одном корабле.
— На «Минерве»?
— И вам, полагаю, известно, какой это превосходный корабль. Я скорее доверю золото трюму «Минервы», нежели хранилищу иного банка. Можно уверенно обещать, что в начале августа, когда она бросит якорь в Лондонской гавани, у нас будет всё потребное для набивки большого количества карт. Сейчас нам нужно финансирование Клеркенуэлл-корта, чтобы построить логическую машину.
— Верно ли я понимаю, что вы уже обращались к своему благодетелю с просьбой о дополнительной поддержке и получили отказ?
— Роджер Комсток посоветовал мне обраться к вам, мадам.
— Вот уж не думала, что у такого человека могут кончиться деньги.
— Строго говоря, речь о свободных средствах. Вы сами знаете, сколь многое сейчас лежит на весах. Опасности, вынудившие принцессу Каролину искать убежища вдали от садов Ганновера, не обошли стороной и маркиза Равенскара. Он тратит все силы на то, чтобы вооружиться для борьбы с Болингброком.
— И не безрезультатно, если верны вчерашние новости из парламента, — вставил Иоганн.
— Вчерашний день принёс Комстоку победу, но это была не более чем стычка. Сражения — впереди.
— Удивительно, что у него вообще находятся деньги и время на логическую машину, — заметил Иоганн.
— По правде сказать, у него нет для неё ни того, ни другого, и он пока совершенно о нас забыл, — отвечал Даниель.
— Таким образом, вы просите о переходном займе, — сказала Элиза.
— О да, мадам.
— Нельзя отправляться в переход, не зная, какое расстояние предстоит покрыть.
— От сего дня до того, когда Ганновер станет венчанным королем Великобритании.
— Что может не произойти никогда.
— И тем не менее, как заметила одна мудрая особа, все мы на это ставим.
— Однако могут пройти годы.
— Скорее я продам себя на главной площади Неаполя в качестве жиголо, чем королева Анна доживёт до конца 1714 года, — заверил Даниель.
— Какую сумму вы просите?
— Регулярное пособие в течение некоторого времени. Мистер Хам набросал кое-какие цифры.
— Боюсь, это будет скучновато, — проговорила Элиза. — Я предлагаю разделиться. Иоганн хорошо считает, он побеседует с мистером Хамом. Хильдегарда, возможно, захочет остаться с ним.
— А вы, мадам?
— Я хорошо умею вести переговоры, — сказала Элиза, — поэтому отвезу вас обратно в Клеркенуэлл-корт, а по дороге мы побеседуем. Если без обиняков, я хочу знать, что вы намерены представить в качестве залога.
— Любопытный монетный двор вы создали, — заметила Элиза.
Даниель очнулся от сонного полузабытья. Всю дорогу вдоль Флитской канавы до Холборнского моста герцогиня Аркашон-Йглмская молчала, глядя в окно. Сейчас они застряли в Филд-лейн — узком жёлобе, полном кирпича и конского навоза.
Лондон пробуждался неохотно. Народ растратил все силы на вчерашнюю казнь. Даже те, кому не удалось пробиться сквозь толпу и увидеть само повешение, были заняты: обчищали карманы либо утоляли голод и жажду тех, кто пробился. Знать тем временем упивалась жестоким зрелищем совершенно иного рода: в парламенте виги вдруг принялись допытываться, куда делись доходы от асиенто. Представители высшего света допоздна сбывали акции Компании Южных морей, а затем в кофейнях и клубах пичкали друг друга неверными сведениями.
Однако сейчас, ко второй половине дня, завсегдатаи Тайберн-кросс и Вестминстерского дворца наконец пробудились окончательно. Все, кроме Даниеля Уотерхауза. Он уже задрёмывал, когда странное замечание Элизы заставило его вздрогнуть и поднять голову.
— Простите? — спросил он, выгадывая время, чтобы проснуться.
— Я пытаюсь подобрать сравнение для ваших брайдуэллских занятий, — отвечала Элиза, затем, видя, что не прояснила свою мысль, выпрямилась, как кошка, и поглядела Даниелю в лицо. Она была так прекрасна, что он поёжился.
— Считается, что всё золото одинаково, — продолжала Элиза, — и между его унцией здесь, в Шахджаханабаде и в Амстердаме нет никакой разницы.
«Вот бы кто-нибудь объяснил это Исааку», — подумал Даниель и тут же устыдился своей мысли. Исаак так и не оправился от приступа, который пережил в Вестминстере две недели назад. Он по-прежнему был в доме Роджера Комстока и не вставал с постели.