— Как вам угодно, сударь. Бой, в котором потопили галеру моего отца, произошёл во время той самой войны летом 1690-го неподалёку от Крита.
— И ваш отец пропал в море? — спросил мистер Тредер с несвойственной ему трогательной деликатностью.
— Отнюдь, сэр. Его спасла пиратская галера под командованием Джека Шафто.
Господин Кикин закатил глаза, а мистер Орни фыркнул. Сэр Исаак, не разделяя их веселья, лишь пристальнее вгляделся в Арланка, на которого и так смотрел, не отрываясь.
— Даты сходятся, — объявил он. — Джек перешёл на сторону басурман в конце 1680-х. Его корсары напали на Бонанцу летом 1690-го и оттуда меж Геркулесовых столпов устремились в Средиземное море. Как теперь всем известно, к концу лета они были в Каире. История мсье Арланка правдоподобна.
— Спасибо, сэр, — отвечал Анри Арланк. — Джек и его корсары спасли моего отца и нескольких его товарищей с тонущей галеры. Всё это мы с Кальвином узнали из писем, которые приходили нам в Лимерик. Больше…
— Погодите. Как вы с братом попали в Лимерик? — спросил Орни.
— Я к этому подбираюсь, сэр. Когда нас привезли на английскую землю и выпустили из бочек — двух совсем молодых ребят, не достигших ещё полноты возраста, — у нас, стыдно сказать, не возникло желания пойти по стопам отца и стать торговцами. Мы жаждали мести — кровавой и, по возможности, славной. Мы записались в гугенотский кавалерийский полк, который формировался в Голландской республике. К тому времени, как Вильгельм и Мария переехали в Англию, мы несколько продвинулись в чинах: Кальвин стал помощником капеллана, а я — унтер-офицером. В первые годы войны наш полк отправили в Ирландию, чтобы дать отпор Претенденту. Зимой 90-91-го мы участвовали в осаде Лимерика. Там-то и разыскало нас известие, что наш отец, которого мы почитали умершим, спасён Королем бродяг.
— Приходило ли от него что-нибудь после этого? — спросил сэр Исаак.
— Долгое время нет, сэр, поскольку мы постоянно были в походах.
— Если ваш отец оставался с Джеком Шафто, он должен был в 1691-м посетить Мокко и Бандар-Конго и с муссоном попасть в Сурат на следующий год, — сказал Ньютон. — Перемещения Джека в следующие несколько лет восстановить сложно. Общеизвестно, что он участвовал в сражении, имевшем место на дороге между Суратом и Шахджаханабадом в конце 1693-го, и в 1695-м начал строить корабль.
— В феврале 1698-го отец отправил нам письмо из Батавии, куда этот корабль заходил за пряностями, — сказал Арланк. — До нас оно добралось только к концу года, когда война уже закончилась.
Орни снова фыркнул.
— По крайней мере о ту пору все так думали, — поспешил добавить Арланк. — Задним числом понятно, что это было лишь короткое затишье в войне, растянувшейся на двадцать пять лет. Но тогда полагали, что ей конец, поэтому на следующий год, когда Вильгельм и Людовик подписали договор о разделе Испании, наш полк, как и многие другие, распустили.
В Лондоне тогда трудно было сыскать работу из-за множества уволенных в отставку солдат и опасно жить по той же самой причине. Нам с Кальвином повезло больше, чем другим. С отменны Нантского эдикта прошло уже порядочно времени, и гугеноты, бежавшие в Англию, успели достигнуть прежнего благосостояния. Кальвин получил место в гугенотской церкви неподалёку от Лондона, где подвизается по сию пору. Я нанимался слугой в дома торговцев-гугенотов.
Последнее письмо отец послал нам из Манилы в августе лета Господня 1700-го, и в нём говорилось…
— Что корабль Джека отправляется в Америку, и ваш отец с ним, — сказал сэр Исаак.
— Да, сэр. Поразительно, сколько вы знаете о путешествиях Джека. Отец обещал написать нам из Акапулько. Однако он скончался в плавании от цинги. Упокой, Господи, его душу.
В комнате воцарилось почтительное молчание. Даже Партри как будто был тронут. Первым заговорил сэр Исаак:
— И каким образом вы получили это горестное известие?
— Мне сказал Джек, — ответил Арланк.
Теперь Исаак замолчал надолго. Было слышно, как в кухне Королевского общества миссис Арланк тихо рыдает на плече у судомойки. Наконец Исаак поднял голову:
— Это должно было произойти по его возвращении в Лондон, то есть в ноябре-декабре 1702-го.
— Вы снова правы, сэр.
— И вы полагаете, что Джек Шафто разыскал вас с единственной целью сообщить о кончине вашего отца?
Тут Анри Арланк смешался — впервые с начала разговора, что было довольно странно для человека, которого полчаса назад заковали в цепи, чтобы отправить в Ньюгейт. Он неуверенно взглянул на Шона Партри, потом на сэра Исаака и, наконец, ответил:
— Конечно, нет, сэр. Однако вам следует понять: Джек Шафто не совершенно бессердечен. Был ли у него корыстный мотив для того, чтобы меня разыскать? Разумеется, был, и я скоро к этому перейду. Однако он искренне любил моего отца и, рассказывая о его смерти и погребении уже почти в виду Калифорнии, не мог сдержать слёз. Я уверен, что эта привязанность была взаимной, ибо, по словам Джека, мой отец перед смертью обратился к нему с предостережением, к которому Джеку стоило бы прислушаться.
— Очень трогательно, — пробормотал сэр Исаак, желая как можно скорее покончить с этой частью разговора. Однако в Даниеле взыграло любопытство, и он спросил:
— В чём оно состояло?
Поймав на себе гневный взгляд Исаака, Даниель продолжил:
— Простите, но очевидно, что наши с вами отцы, мсье Арланк, были очень похожи. Я бессилен угадать, какое предостережение человек вроде моего отца мог сделать кому-то вроде Джека, разве что напомнить, что тот обречён геенне огненной!